ПРОЦЕДУРА ДЕМУНИЦИПАЛИЗАЦИИ СТРОЕНИЙ В Г. САМАРЕ В 1920-Е ГОДЫ

Полный текст

Советской властью жилищный фонд рассматривался как один из ключевых ресурсов. Распределение квадратных метров должно было происходить в соответствии с нормами и установлениями, сделанными центральной властью; таким образом предполагалось реализо­вать принцип справедливости. Поэтому, вскоре после революции был издан ряд нормативно-правовых актов, которые определили дальнейшее направление жилищной политики. Так, 26 октября 1917 года был принят известный «Декрет о земле», который отменил частную соб­ственность на землю и объявил ее всенародным достоянием [1]. Далее был опубликован декрет ВЦИК от 20 августа 1918 г. «Об отмене права частной собственности на недвижимости в го­родах» [2, с. 833–836], который отменял право частной собственности на все участки в пределах всех го­родских поселений, численность населения которых превышала десять тысяч человек.

После появления этих декретов процессы национализации и муниципализации строе­ний протекали стремительно. О том, что план оказался перевыполнен, свидетельствует даль­нейшая корректировка курса в рамках жилищной политики. В период военного коммунизма во многих вопросах государственной жизни царила неразбериха [3, с.89]. Наряду с новой экономи­ческой политикой (НЭП) была объявлена и новая жилищная политика (НЖП), призванная снять напряженность в сфере коммунального хозяйства и решить проблемы с приходящим в негодность жилищным фондом. Следует акцентировать внимание на том, что процесс муни­ципализации, несмотря на внушительные масштабы, не был хаотичным. В распоряжение местных органов власти поступали не все городские строения, а преимущественно те, кото­рые располагались в центральной части. Практически сразу после осуществления реформы дома начали сдаваться в аренду создаваемым ЖАКТам ( жилищно-арендное кооперативное товарищество, в СССР до 1937 г. кооперативное объединение граждан с целью аренды жилых домов у местных Советов и предоставления жилой площади в этих домах своим пайщикам). Исследователь М.Г. Меерович изящно обозначил этот процесс как набрасывание организационной рамки на жильцов одно­го дома, на деле коллективом не являвшихся [4, с. 37]. Для поддержания жилья в надлежащем состо­янии создавались так называемые домовые комитеты [5, с. 82.], роль которых в вопросе  поддержания и ремонта строений остается весьма спорной. Спустя несколько лет стало понятно, что под­держивать жилищный фонд таких масштабов, проводя регулярные ремонты, крайне тяжело за неимением достаточного количества ресурсов. Было принято решение скорректировать курс жилищной политики, найти способы поддержания жилищного фонда без возврата к частной собственности в чистом виде во избежание разрухи. Именно поэтому в 1921 году началась компания по демуниципализации строений [6].

Сюжетами жилищной политики советской власти занимался целый ряд авторов. Упо­мянутый выше М.Г. Меерович [4] рассматривал советскую жилищную политику как одно из средств управления обществом. Безусловный интерес вызывает работа Т.С. Волковой [5]. Она написана в основном на базе регионального материала, что позволяет детализировать ход процесса демуниципализации.  Заслуживает отдельного упоминания и исследование И.Б. Орлова [7], посвященное всему жилищно-коммунальному хозяйству в период с 1917 и до начала Великой Отечественной войны.

 В данной статье будет предпринята попытка рассмотреть логику власти в процессе принятия решений о возврате жилья в период демуниципализации в 20-е годы XX века.

Процессом демуниципализации жилья занимались органы, по сути, являвшиеся пред­ставителями новой советской бюрократии. В Самаре этим вопросом занимались Горсовет (Городской Совет) и Горкомхоз (Городское коммунальное хозяйство). Важно отметить, что разграничение функций между этими органами остается до конца не выясненным, так как заявления от граждан поступали в оба учреждения. Основная разница между двумя этими структурами в процессе демуниципализации заключалась в том, что в Горкомхозе хранились сведения и о процессе муниципализации, и о том, как менялся собственник дома на протя­жении определенного промежутка времени. Объемы демуниципализированных строений различались в зависимости от региона, но общим являлось то, что власть старалась снять с себя обязанности по содержанию и ремонту строений [4, с. 58]. Численный состав работников этих двух организаций также был весьма ограничен, поэтому можно говорить о некоем симбиозе двух структур и весьма условном разделении по выполняемым функциям.

Проанализировав заявления граждан, мы пришли к выводу о том, что аргументы, при­водимые заявителями, можно условно разделить на четыре категории. Во-первых, ссылка на бедственное положение семьи. Во-вторых, просьба вернуть дом в собственность без допол­нительных аргументов, за исключением указания на нормативно-правовой акт. В-третьих, описание ветхого состояния самого дома, который в глазах заявителя просто не представляет ценности для государства; в-четвертых, указание на заслуги перед Советской властью.

Факторы, которые могли влиять на принимаемые решения, можно разделить на фор­мальные и неформальные. К формальным факторам можно отнести заслуги заявителей, ко­торые описывались ими самими, убыточность домов, бедственное положение заявителя и его семьи. Неформальные факторы, вероятнее всего, имели место на практике; к ним можно от­нести взятки и кумовство. Анализ большого комплекса обращений показал, что характер ар­гументов заявителей, в большинстве случаев, не имел решающего значения для властей; они принимались во внимание лишь в редких случаях. Примечательно, однако, как заявители подстраивались под логику советских чиновников. Иван Дмитриевич Исаков, например, ука­зывал не только на свое бедственное положение и отсутствие средств к существованию, но и на оказание помощи большевикам в период смуты [8, Оп. 1. Д. 310. Л. 8об].

Самым частым вариантом ответа на заявления советских граждан по поводу возврата  муниципализированных домов со стороны органов местной власти был отказ. Причин для отказа могло быть несколько. Их перечень содержится в Постановлении СНК от 28 декабря 1921 года [6] и в Условиях возврата домов в Самаре [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 135–136]. На основе ответов гражданам и соглас­но материалам переписки между органами местной власти можно заключить, что наиболее частыми причинами для отказа служили превышение размеров полезной жилой площади (которая не могла быть больше 25 кв. саж.) и сдача помещения в аренду, чаще всего ЖАКТу. Формулировка причины отказа из-за размеров площади встречается в ответах гражданам Григорьевой [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 60], Петровой [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 63], Мичурину [8, Оп. 1. Д. 310. Л. 99], Елфимову [8, Оп. 1. Д. 310. Л. 103], Ивановой [8, Оп. 1. Д. 310. Л. 10] и выглядит следующим об­разом: "за превышением нормы жилой полезной площади, установленной для демуниципа­лизации возвращен б/владельцу быть не может"[8, Оп. 1. Д. 310. Л. 10]. Сдача муниципализированного жилья в аренду также являлась основанием для отказа. Так, И.И. Немцевой отказали в возврате дома по причине того, что нашлись желающие взять его в аренду. Отметим, что рассмотренные выше случаи просты и понятны. Решения по заявлениям приняты в строгом соответствии с нормативно-правовой базой: органы местной власти не могли вернуть жилье, не удовлетво­рявшее условиям возврата согласно Постановлению СНК «Об условиях демуниципализации домов».

Куда больший интерес представляют случаи, когда жилье вернули или готовы были вернуть при определенных условиях. Так, Е.Г. Бузиной были готовы вернуть жилье при условии осуществления ремонта в течение одного года, с запретом использовать жилую площадь под торговое помещение, а также, если в течение одного месяца со дня объявления в газете о возврате дома «таковой не будет взят в аренду» [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 9]. Данный пример иллюстрирует то, как представители власти понимали «хозяйственную целесообразность»: возврат жилья обязательно должен был сопровождаться последующим ремонтом со стороны собственника (зачастую постройки требовали капитального ремонта, так как их сохранность не превышала 50%). Что же касается Условий возврата домов в Самаре, то требование к ремонту выглядело следующим образом: «дома могут быть возвращены их бывш. владельцам лишь под условием производства в годичный срок полного восстановительного ремонта» [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 135], и сам возврат осуществлялся только в том случае, если не находилось желающих взять жилье в аренду.

Обратная ситуация наблюдалась в ответе на заявление Абдул-Каюма Фаткулина. Содержать постройки, о возврате которых он просил в своем заявлении, для власти представлялось невыгодным («ОМХ [отдел местного хозяйства] находит, что указанные дома содержать в коммуналь­ном фонде хозяйственно нецелесообразно»). На участке было расположено четыре дома, лучший из которых сохранился лишь на 50%. Однако из-за превышения нормы жилой по­лезной площади согласно постановлению было принято решение дом бывшему владельцу не возвращать, невзирая на то, что формулировка о хозяйственной нецелесообразности факти­чески говорила о невозможности отремонтировать постройки и сдать их в аренду.

В отдельных случаях местная власть предпринимала попытки вернуть строение в соб­ственность даже тогда, когда с чисто формальной точки зрения сделать это не представля­лось возможным. Так,  из переписки между местными органами власти мы узнаем, что граж­данину Х.Б. Файн было отказано в возврате дома по причине превышения нормы площади, однако, в Горкомхоз из Горсовета было отправлено сообщение с просьбой «на месте выяс­нить – возможно ли выделить один из домов в самостоятельную единицу и дать мотивиро­ванное заключение, на основании которого можно было бы поставить данный вопрос на об­суждение Президиума Горсовета» [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 178–178об].

Не менее интересным представляется ответ на заявление гражданки А.И. Даниловой. По тексту этого ответа можно предположить, что дальнейший исход дела завершился отка­зом в возврате. В данном документе встречается необычная формулировка: «исходя с фор­мальной стороны, указанное домовладение не подлежит возврату, на основании постановле­ния СНК от 21/ХII-1921 г. за превышением нормы жилой площади» [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 190]. Неуклюжий речевой оборот «исходя с формальной стороны» обозначал ненужность и хозяйственную нецелесообразность этого жилья для органов местной власти.

Сам характер процесса возврата жилья объясняется еще и теми положениями, которые были изложены в ответе на заявление Ленкову И.К. [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 69]. «Декрет о демуниципализации строений не обязывает местные власти возвращать строения прежним владельцам, а лишь предоставляет право возвращать их, если полезная жилая площадь строений не превышает 25 кв. саж., или если возврат этот на местах будет хозяйственно целесообразен» [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 69]. Приведенное выше положение во многом проливает свет на логику принятия решений по вопросу о демуниципализации местными органами власти. Невзирая на существование об­щих нормативно-правовых актов, которые регламентировали юридическую сторону процесса, окончательное решение оставалось за муниципальной властью, которая по своему усмотрению и исходя из своего понимания хозяйственной целесообразности принимала ре­шения о возврате или отказе в возврате жилья. Помимо характеристик самого жилья, от ко­торых во многом зависела возможность вернуть его в собственность, в процессе демуници­пализации принималась во внимание и личность бывшего владельца. Так, владельцам, при­надлежавшим к нетрудовому классу, дома должны были возвращаться только в том случае, если их сохранность не превышала 70%, а заявителям, принадлежавшим к рабочему классу и находящимся на службе (служащим), наоборот, делались послабления в виде увеличения срока, который отводился на ремонт жилья в случае возвращения его в собственность (в пер­вый год надо было произвести необходимый ремонт, а сроки полного восстановительного ремонта устанавливались индивидуально в каждом конкретном случае [8, Оп. 1. Д. 240. Л. 135]).

Заключение

Таким образом, можно заключить, что выбор советской властью направления жилищной политики был связан с попыткой выстроить систему справедливого перераспределения ресурсов. Однако, реализация этого проекта на практике оказалась куда сложнее. Поначалу трудности объяснялись отсутствием выстроен­ной иерархии местных органов власти, в дальнейшем – их неспособностью поддерживать жилищный фонд в надлежащем состоянии.

Обширная аргументация, приводимая в заявлениях граждан, возможно и учитывалась, но не определяла исход дела. Куда важнее для чиновников были условия, зафиксированные в декретах и постановлениях. Решения, принимаемые по поводу заявлений о возврате жилья, основывались на представлениях о «хозяйственной целесообразности». При этом в ряде слу­чаев чиновники могли пойти навстречу бывшему владельцу и рассмотреть выделение кон­кретного строения в отдельный участок с целью возврата.

Об авторах

Анастасия Владимировна Бабикова

Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П. Королева

Автор, ответственный за переписку.
Email: anastaciababikova@yandex.ru
ORCID iD: 0009-0006-5623-5783

студент II курса исторического факультета социально-гуманитарного института Самарского университета

Россия, 443086, Россия, г. Самара, Московское шоссе, 34

Дополнительные файлы