THE PHENOMENON OF DUALITY AND THE PROBLEM OF THE IDENTITY OF THE HERO IN THE WORKS OF F. M. DOSTOEVSKY

Full Text

В настоящее время проблема идентич-ности - одна из важнейших проблем совре-менной гуманитарной науки: дело в том, что в условиях глобализации, когда «на миро-вом прилавке» все ценности и продукты оказались в «одной куче», остро встаёт во-прос антропологической идентичности. Эта проблема поднимается в произведениях Ф. М. Достоевского, где герои, оказавшись «на мостовой», заразившись «дурной соци-альностью», проходят путём «раздвоения», «неразрешимой антиномичности» и прихо-дят к «почве», к высшей соотнесённости се-бя с Богом. Условия и методы исследования В работе использовались следующие методы: культурно-исторический метод, ко-торый исходит из актуализации и рассмот-рения важных и общих для произведения и культуры ценностей; сопоставительный ме-тод, который предполагает сравнение раз-личных объектов исследования для выявле-ния некоторых сходств или различий; струк-турно-семиотический метод, целью которого является интерпретация текста, заданная его закономерностями и особенностями. Результаты и их обсуждение Говоря о поэтике мистериальности в творчестве Ф. М. Достоевского, нельзя не отметить такой феномен как двойничество. Двойничеством принято называть все «кон-цепции» одной личности, маркирующие её «раздвоение». Двойничество как феномен определяется в разных категориях: раздво-енность (одна личность делится на две), двойственность (личность вроде целая, но отмечается некие характерные отличные от неё черты) и даже «разорванное сознание» (личность верит и «знает», что существует ещё в одном духовном или физическом те-ле). Двойничеством можно характеризовать сознание человека как «переходное», «бо-лезненное»: как будто человек не может су-ществовать и функционировать в настоящем времени, его личность подрывается - рас-слаивается. Личность в состоянии двойниче-ства - это особая личность, всегда осознаю-щая гораздо больше, чем в обыденной жиз-ни, возможно, эта личность «усиленно чув-ствующая». Такая личность настолько силь-но рефлектирует, что создаёт из своих чувств, ощущений, переживаний, страхов и так далее отдельно существующий субъект-объект. Субъект-объект в одночасье ставится перед самим героем и превращается чуть ли не в собеседника, иногда даже идола, кото-рому герой может поклоняться. Иногда лич-ность может презирать своего двойника, насмехаться над ним, но тем самым всё больше попадая от этого двойника в зависи-мость. Ф. М. Достоевский определённо точ-но соотносил «раздвоенность личности» со страданием, для него они были двумя сторо-нами одной медали и не могли проявляться отдельно. То есть деление личности на два сознания непременно является следствием какого-либо горького чувства. И наоборот, долгое и продолжительное страдание может привести к возникновению такого феноме-на. Вот слова самого Ф. М.Достоевского: «Двоиться человек вечно, конечно, может, но, уж конечно, будет при этом страдать». Страдать, как говорил автор, - есть мука большая, но также это и большое наслажде-ние. Страдать способно всегда лишь сильное сознание личности. Страдающая личность всегда чувствует свой долг и ответствен-ность перед другими людьми или даже перед всем человечеством и самим мирозданием. И не всегда сознание это выдерживает, вот то-гда и появляется этот «надрыв». В произве-дениях Ф. М. Достоевского очень часто фе-номен двойничества возникает в столкнове-ниях противоположностей. Например, в противоположности идеологии (Ставро-гин и Иван Карамазов); нравственных прио-ритетов героя (Князь Мышкин и его «двой-ные мысли», Иван Карамазов, Раскольни-ков); воли (Алёша Карамазов); эмоций и чувств (Князь Мышкин и существование «двух чувств», либо борьба между страстью и настоящими чувствами - Аркадий Долго-рукий). Некоторые представители психоана-литической школы высказывали предполо-жения, что сама личность Ф. М. Достоевско-го склонна к двойничеству. Именно поэто-му, по их мнению, он наделял многих своих персонажей такими качествами. Двойником вполне может быть «тёмная составляющая» души героя, его как бы тёмная сторона. В каждом человеке и герое скрыты две сущ-ности - светлая и тёмная. И если тёмная бе-рёт верх, вот тут-то и может эта тёмная по-ловина воплотиться в некоем определённом объекте - двойнике. Либо какая-то созна-тельная идея, которая мучает героя или настойчиво живёт в нем, вдруг перерастает в наваждение, навязчивое состояние и тем са-мым провоцирует появление двойника. Двойничество никогда не может возникнуть в натуре ограниченной, «маленькой, узкой», его вместилищем является обязательно душа «широкая». В творчестве Ф. М. Достоевского фе-номен двойничества - с точки зрения поэти-ки - конструктивный принцип построения личности. Двойник вводится автором как отдельный персонаж, именно двойник по-могает лучше раскрыть характер героя, его душевные ценности, идеи. Иногда двойник помогает не только раскрыть внутренние мотивы поведения того или иного героя, но и помогает раскрыть сам замысел произве-дения. Например, в повести «Двойник» можно по-разному трактовать появление «заместителя» у Голядкина. Двойник Голяд-кина может быть чисто «психологическим» персонажем, то есть герой, обуреваемый страхами и галлюцинациями, воссоздаёт этого двойника, хотя последнего и не суще-ствует на самом деле. И также двойник Го-лядкина может быть и самостоятельным ге-роем, в таком случае его появление фанта-стично (это уже категория мистики). Наибо-лее традиционна клиническая трактовка фе-номена двойничества. Её оспаривают В. Н. Захаров и Ф. И. Евнин. В «Братьях Карама-зовых» бес Ивана Карамазова скорее «пси-хологического» происхождения. То есть ге-рой понимает свою претензию на недости-жимый идеал в ограниченной возможности своей пошлости, отсюда и воплощение этих противоречий в образе «чёрта». Лапшин называл это явление - «имманентная фанта-стика», в которой автор нарушает правдопо-добный ход вещей во внешнем плане, чтобы через это нарушение раскрыть и глубже рас-смотреть человеческие страхи, переживания, чувства, идеи и так далее. То есть введение двойника служит раскрытием внутренних мотивов героя. В образной композиции это могут быть разные голоса, поющие «одно и то же». Такой тип двойника является как бы пародией на самого персонажа (Смердяков, Иван Карамазов со своим чёртом). Двойни-ки могут быть и «идеологическими», духов-ными (Петр Верховенский, Шатов - Ставро-гин). Либо двойники какой-либо черты или стороны героя (чаще тёмной), которые вы-водят эту сторону во внешний вид, завер-шают её каким-либо поступком героя (Вели-кий инквизитор и Иван Карамазов, Свидри-гайлов и Раскольников) [1]. Д. С. Мережков-ский [2] первый описал систему образного двойничества в творчестве Ф. М. Достоев-ского. Экзистенциальный дуализм мира, по мнению Д. С.Мережковского, как раз и во-площался в «парных» героях, дабы соеди-ниться в некой истине. Д. С. Мережковский считал, что это именно два образа, два жи-вых героя, которые должны соединиться для выявления «третьего» существа, ныне рас-колотого. Эти двойники в произведениях как-будто ищут друг друга или даже пресле-дуют один другого. М. М. Бахтин отож-дествлял такой необычный феномен в поэ-тике автора с желанием последнего «видеть всё, как сосуществующее» [3]. То есть внут-ренний раскол, переживания, противоречия одного героя как бы «растворяются» в про-странстве и проектируются на другую лич-ность. Художественное мышление Ф. М. До-стоевского имеет большую пространствен-ность и в этом контексте получает обосно-вание с точки зрения поэтики исторической. Ещё первые критики отметили фено-мен двойничества в поэтике Ф. М. Достоев-ского с выходом его повести «Двойник». Автор очень высокого оценил такой худо-жественный приём, считал, что такие образы очень хорошо отражают данный тип созна-ния. Ф. М. Достоевский называл такие ху-дожественные образы «превосходными иде-ями» и «типом величайшим по своей соци-альной значимости». Разумеется, Ф. М. До-стоевский - не первый русский писатель, да и вообще писатель, который обратился к те-ме раздвоенного сознания, расщепления личности на два объекта, будь то в физиче-ском или только психологическом плане. Такой художественный приём известен ещё с древних мифов, когда у вполне культурно-го героя обнаруживался «трикстер» - его двойник. Также в мировой литературе часто использовались и различные дихотомиче-ские символы и знаки. Не только мировая литература, но и русская воплощала подоб-ный «иной образ» (А. Погорельский, Е. Гре-бенка, В. Даль, А. Майков, А. Вельтман, М. Лермонтов). Одна из самых главных черт поэтики автора - это «невторостепенность» такого художественного приёма, как феномен двойничества. Двойник является «зеркалом» героя и отражает, актуализирует его самого и его поступки под другим углом зрения. Но одновременно с этим двойник есть и инди-видуальный существующий мир сознания главного героя. Именно этот самый - «вто-рой» - мир и отражается в центральном пер-сонаже. Чтобы произошёл «синтез» главного героя и двойников, автор строит сюжет так, чтобы данные два мира соприкоснулись. Существуют две основные линии объясне-ния, благодаря которым можно понять, для чего Ф. М. Достоевский вводит в своё твор-чество такой феномен. Согласно первой ли-нии, автор желает показать внутреннюю «раздвоенность» центрального персонажа, например, через разрыв разума и чувств. Обычно в такой ситуации герой больше жи-вёт разумом, превозносит рациональное начало, вследствие чего его сознание вязнет в противоречии и «раскалывается». В такой ситуации в произведение могут быть введе-ны персонажи, которые «карикатурно вы-смеивают» рациональное мышление или «высокие идеи» главного персонажа, тем самым принижая их и / или делая бессмыс-ленными. Либо вводимые персонажи могут, наоборот, очень серьёзно относиться к «вы-соким идеям» главного героя, даже вопло-щать их в жизнь. В таком случае обычно эти идеи оказываются «мёртвыми», введённые персонажи страдают, а главный герой, в свою очередь, видит всю несостоятельность своих умозаключений. Согласно второй линии, двойник есть результат «психической раздвоенности» центрального персонажа. Причин такой «психической раздвоенности» может быть много. Например, унижение человеческого достоинства главного героя, после которого его сознание не может функционировать нормально и «раскалывается». Причиной может стать высокие претензии к жизни или судьбе, которые в итоге не оправдываются. В этом случае герой тоже не может смирить-ся с тем, что не получил желаемое и не мо-жет «перешагнуть» заявленные претензии. Как итог, и создается «психологический» двойник главного героя. Он является отду-шиной и местом психологической разгрузки сознания главного персонажа. Двойник сна-чала является следствием психологической «расколотости» персонажа, а потом стано-вится символом освобождения героя. Например, герой может бояться встречи с двойником, вследствие чего притупляется его «психологическая несостоятельность». Подводя предварительный итог, можно сказать, что феномен двойничества может быть результатом «раскола» личности и со-знания по различным психологическим при-чинам: сердца и разума, тела и души, идей главного героя и его моральных норм и так далее. Необходимо заметить, по мнению ав-тора, двойничеством могут быть поражены только люди, чувствующие и страдающие, которые не «плывут по течению» инертно, а ищут своё место в жизни и среди людей. Интересна мысль В. Н. Захарова о том, что феномен двойничества у Ф. М. Достоев-ского родственен «подполью» [1]. Именно к «подпольным» героям творчества Ф. М. До-стоевского может быть отнесено двойниче-ство. Феномен «подполья» был открыт са-мим автором. Это этико-ментальный ком-плекс социального и психологического. Фе-номен «подполья» - это своеобразный оста-ток личности человека или героя, который так и остался «в чулане, подполе», который он никак в себе не реализовал, причём этот остаток тайный и также скрыт от других людей. «Подполье» - это то, о чём молчит человек. Причин возникновения такого «подполья» может быть много. Это может быть утрата героем веры в общие, социаль-ные, моральные, духовные и другие нормы. Герою кажется, что «нет ничего святого». После такого вывода часть его личности как будто закрывается и уходит в «подполье». Ф. М. Достоевский тем самым «нарисовал» портрет человека «русского большинства», вывел его тёмную сторону на чистую воду. Показал читателю трагическую и уродливую сторону героя. Человек «подполья» также страдает, мучается, винит себя за что-то, та-кой герой видит лучшее, знает про него, но также и понимает, что никогда это лучшее достичь не сможет. Но самое трагичное в таких героях то, что они не видят надежды, не видят смысла меняться. Ведь чтобы ис-правиться, человек должен верить, верить хотя бы в награду за свой духовный подвиг. Но такие герои обычно ни во что не верят, да и от кого тогда им ждать этой самой награды? Люди «подполья» стоят на очень зыбкой почве. Когда человек лишён веры, страдает, понимает невозможность достиже-ния высоких идеалов, то ему недалеко и до «переступания». «Подполье» - тёмная тайна личности. В таком случае феномен «подпо-лья» можно расценивать как контекстуаль-ный синоним феномена «двойничества». Сам Ф. М. Достоевский считал, что «двойственностью» сознания могут обладать люди только с высокой духовной организа-цией. У человека, обладающего «двойствен-ностью», сознание обязательно высоко раз-вито. Человек ищет смыслы, просто у него в какой-то момент возникают проблемы с са-моопределением. Об этом автор писал Е. Ф. Юнге. «Что Вы пишете о Вашей двой-ственности? Но это самая обыкновенная черта у людей... не совсем, впрочем, обык-новенных. Черта, свойственная человече-ской природе вообще, но далеко-далеко не во всякой природе человеческой встречаю-щаяся в такой силе, как у Вас. Вот и поэтому Вы - мне родная, потому что это раздвоение в Вас - точь-в-точь как и во мне, и всю жизнь во мне было. Это - большая мука, но в то же время и большое наслаждение. Это - сильное сознание, потребность самоотчёта и присутствие в природе Вашей потребности нравственного долга к самому себе и к чело-вечеству. Вот что значит эта двойствен-ность. Были бы Вы не столь развиты умом, были бы ограниченнее, то были бы и менее совестливы, и не было бы этой двойствен-ности. Напротив, родилось бы великое-великое самомнение. Но все-таки эта двой-ственность - большая мука. Милая, глубоко-уважаемая Катерина Федоровна, верите ли Вы во Христа и в Его обеты? Если верите (или хотите верить очень), то предайтесь Ему вполне, и муки от этой двойственности сильно смягчатся, и Вы получите исход ду-шевный, а это главное». И именно в обра-щении к христианству и Иисусу Христу, по мнению Ф. М. Достоевского, заключён смысл избавления от «двойничества». Тема «двойничества» глубоко раскрыта Ф. М. Достоевским не только в повести «Двойник». Типичное раздвоение внутрен-него мира главного героя мы можем видеть уже и в романе «Бедные люди» (1845). Герой произведения как будто существует сразу в двух измерениях, в нём уживаются сразу две сущности. С одной стороны, это - обыкно-венный человек, даже уязвимый, который имеет и свои страхи, и свои личные сомне-ния. Но, с другой стороны, это - человек с высокими романтическими идеалами, кото-рый вполне может совершить героический поступок, если это будет необходимо. Одна-ко, несмотря на существование этих двух начал в герое, первое (примитивная сущ-ность) имеет большую власть над лично-стью, это начало почти полностью вытесни-ло второе, которое тоже заложено в герое по определению. Макар Девушкин чувствовал в себе второе начало, высокодуховное, но считал, что это - нечто трудноисполнимое, то, что можно только подумать, представить, да и то с трудом. Как будто это что-то неве-роятное, недоступное для простого героя-чиновника. Мысль о высшем начале челове-ка показана в романе «Бедные люди» как не-кий бриллиант, который мелькнул для чита-телей своим волшебным светом. Два начала в человеке (реальное и высшее) - это уже признаки феномена двоемирия в человече-ской природе. Позже именно этой теме Фё-дор Михайлович и посвящает свою следую-щую повесть - «Двойник» (1846). Сама повесть уже начинается с осозна-ния двойственного состояния главного ге-роя. Когда Я. П. Голядкин просыпается, он не может точно понять, находится ли он в состоянии бодрствования или это ещё про-должение сна, то есть состояния бессозна-тельного: «Минуты с две лежал он непо-движно на своей постели, как человек не вполне ещё уверенный, проснулся ли он или всё ещё спит, наяву ли и в действительности ли всё, что около него теперь совершается, или - продолжение его беспорядочных сон-ных грёз» [«Двойник» 1985: 147] [4]. И са-мое примечательное, что, когда герой пони-мает, что всё-таки он проснулся, он жалеет о сне, жалеет о потери своего бессознательно-го состояния: «…Что он находился не в три-десятом царстве каком-нибудь, а в городе Петербурге, в столице, в Шестилавочной улице, в четвёртом этаже одного весьма большого, капитального дома, в собственной квартире своей», Я. П. Голядкин, тем не ме-нее, «судорожно закрыл глаза, как бы сожа-лея о недавнем сне и желая его воротить на минутку» [«Двойник» 1985: 147]. В начале повести, даже до появления «страшного двойника» главного героя, мож-но увидеть, насколько расколото сознание Якова Петровича. Герой всё ещё пребывает в своих каких-то мечтах и грёзах. Об этом говорит и голубой цвет экипажа, на котором Голядкин едет на бал к Олсуфию Ивановичу Берендееву: поездка оканчивается в итоге катастрофой. Но этот голубой цвет как будто говорит о «фантазийном мире» Голядкина, о его пребывании в грёзах, в которых он по-беждает всех врагов и выглядит благород-ным джентльменом на балу у Берендеева. Голядкин даже «судорожно рассмеялся» ещё не случившемуся успеху, но тотчас же усмешка сменилась невеселым выражением лица, как будто герой уже предчувствовал всю «неосуществимость» своих грёз. То есть внутренние противоречия и предчувствия проявились и во внешнем плане, в выраже-нии лица героя. Эта поездка только нача-лась, но уже случилось два «дурных знака», встреча с людьми, крайне ему противопо-ложными. В Голядкине как будто просыпа-ется какая-то гордыня, когда он встречает двух сослуживцев. Они видят Голядкина, пытаются окликнуть его и очень удивляют-ся, когда видят его «важный вид». Голядки-на же раздражает их удивление: «Что за мальчишки! Ну, что же такого тут странно-го? Человек в экипаже; человеку нужно быть в экипаже, вот он и взял экипаж. Просто дрянь! Я их знаю, - просто мальчишки, ко-торых ещё нужно посечь!» [«Двойник» 1985: 151]. Тут же совершенно случайно Голядки-на обгоняет экипаж с начальником отдела Андреем Филипповичем. Становится замет-ным, насколько двойственно поведение Го-лядкина. Перед сослуживцами он изображал важного «гордеца» в экипаже, а перед начальником отдела он предстаёт совершен-но растерянным и даже хочет, чтобы тот его не узнал: «Поклониться, иль нет? Отозвать-ся, иль нет? Признаться, иль нет? Или при-кинуться, что не я, а что кто-то другой, рази-тельно схожий со мною, и смотреть, как ни в чём не бывало? Именно не я, не я, да и толь-ко! Я, я ничего, - шептал он через силу, - я совсем ничего, это вовсе не я, Андрей Фи-липпович, это вовсе не я, не я, да и только» [«Двойник» 1985: 152]. Подчинённые очень часто благоговеют перед начальниками и людьми «выше». Но здесь поразительно дру-гое, Голядкин не благоговеет, он желает буквально испариться, уничтожиться. И тут мы снова видим перемены в герое, как будто чувство-оппонент берёт верх, и герой уже думает иначе. «Дурак я был, что не отозвал-ся, следовало бы просто на смелую ногу и с откровенностью, не лишенною благород-ства: дескать, так и так, Андрей Филиппо-вич, тоже приглашён на обед, да и только!» [«Двойник» 1985: 152]. Достоевский описывает безумие Го-лядкина с совершенно новой стороны. В произведении нет привычной для такого сюжета психиатрической интерпретации, какого-то совершенно естественного факто-ра. Феномен есть, но в поэме он находится в новом измерении. В данном произведении метафизика заслоняет собой «естественную» психиатрию. События вокруг Клары Ол-суфьевны (в том числе письмо), слова Пет-рушки (заверяющие Голядкина в существо-вании двойника) заставляют нас признать это не столько болезнью психической, сколько метафизической. Ведь эта болезнь как будто «выходит» за рамки сознания, «вылезает через край разума». Она воздей-ствует не только на мысли героя, но и на ре-альность вокруг него. В данном произведении Ф. М. Досто-евский использует приём, который он много раз будет использовать в своих «идейных» сочинениях. Достоевский «не навязывает» читателю какое-то «действительно точное» объяснение ситуации. Он ставит читателя перед выбором. Достоевский даёт два вари-анта, из которых читатель должен сам вы-брать тот, который он «почувствует». Объ-яснения событий, произошедших с Голядки-ным, и может быть только два: это обыден-но-психологическое объяснение и загадоч-но-метафизическое. И читатель должен либо ограничиться простым, обыденным объяс-нением природы этого явления (психологи-ческий аспект), либо попытаться вникнуть «вглубь» философского размышления не только об этом явлении, но и о его природе. Последний метод будет применён в рассказе Ф. М. Достоевского «Сон смешного челове-ка» [«Дневник писателя» 1876 г.]. В этом рассказе Ф. М. Достоевский также ставит читателя перед выбором. Во-первых, чита-тель может признать реальным и несовер-шенным самоубийство главного героя. Так-же сон можно признать и плодом нездорово-го воображения. Во-вторых, можно признать фантастическое путешествие главного героя реальностью, неким мистическим опытом. И этот опыт нельзя объяснить привычными стереотипами, обыденной реальностью. Для того чтобы «принять» вторую концепцию, нужно изменить привычные установки со-знания, переосмыслить отношение человека с миром и переосмыслить привычные зако-ны возможностей. В «Двойнике» такая трансформация происходит в менее выраженной форме, но всё же заметно. Двусмысленная ситуация оказывается и в финале повести. Ситуацию с письмом Клары Олсуфьевны и её побег с Голядкиным можно назвать лишь плодом больного воображения главного героя, если не обращать внимания на некоторые детали. В некотором роде этот эпизод можно назвать окончательным распадом психики Голядки-на и его погружение в полное безумие. Но в повести мы видим, что это «окончательное» безумие настолько врывается в объективную реальность, что становится уже заметной и для окружающих, а не только для Голядкина. И снова пророческая «ясность» главно-го героя проявляется в конце, когда Кресть-ян Иванович является в дом Берендеева, чтобы увести с собой Голядкина, последний твёрдо заявляет, что знал давно, что к этому всё идёт и что ждёт его в конце всего этого. Сделанное признание как будто служит фо-ном, обрамляет сам отъезд главного героя и появление Крестьяна Ивановича. Состояние Голядкина после приезда Крестьяна Ивано-вича резко меняется: «Ноги его приросли к земле. Крик замер в его стеснённой груди. Впрочем, господин Голядкин знал всё зара-нее и давно уже предчувствовал что-то по-добное» [«Двойник» 1985: 291]. Это же «прозрение» выражают и последние слова Голядкина, когда его увозят в «казённый дом»: «Герой наш вскрикнул и схватил себя за голову. Увы! он это давно уже предчув-ствовал!» [«Двойник» 1985: 294]. Однако в «Двойнике» зарождается и ещё одна важная тема, которая впоследствии станет лейтмотивом последующих произве-дений писателя. Это тема - влияние некоего «мистического» плана на окружающую ре-альность, когда некая личность пытается подчинить реальность своим желаниям и «мечтаниям». В «Двойнике» нечто похожее на эту тему можно увидеть только уже в конце повести, но всё же основная тема «двойничества» перекрывает первую, отчего та становится практически незаметной. Но всю глубину финала повести можно понять, только учитывая два контекста этих тем вместе. Ведь именно данные темы объеди-няют повесть «Двойник» с другими велики-ми и ранними произведениями Ф. М. Досто-евского. Заключение Таким образом, тема двойничества ста-нет для Ф. М. Достоевского одной из важ-ных во всём его творчестве. Ведь с ней свя-зано актуализация проблемы неразрешимой антиномичности человеческой сущности. Кульмина-ционного звучания «сквозная» тема достигнет в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Именно в последнем романе «неразришимая антиномичность» будет воплощена в самой метафизической и радикально этической форме.

About the authors

Anastasia Anatolyevna Goncharova

Samara University

Email: goncha-anastasiya@yandex.ru
Samara, Russia

References

Supplementary files