Devian behavior in the nunnery of the Simbir eparchy of the second half of the XIX - the beginning of the XX century

Full Text

Институт женского православного монашества не раз становился объектом самостоятельного исследования в области гуманитарных дисциплин. Однако женские монастыри, существовавшие на территории Симбирской епархии, в настоящее время еще не рассматривались исследователями. Историографию данной темы можно разделить на три периода. Дореволюционную литературу о положении женского монашества формируют фундаментальные и статистические работы Е.Е. Голубинского, Л.И. Денисова, Н.И. Баженова, А.К. Яхонтова [1-4]. Так же до революции к проблеме положения женщины духовного сословия в обществе обращались такие исследователи как А.Н. Муравьев, Д.И. Ростиславов [5, 6]. Данные работы сформировали прочный фундамент для историков постсоветского общества. В советской историографии женские обители рассматривались крайне фрагментарно, в рамках антирелигиозной пропаганды. Такие работы подчеркивали контрреволюционные идеи монашества и всей православной церкви М. Горев, Н. Буркин, В.Ф. Зыбковец [7-9]. В современной исторической науке, используя новые методы исследования, появились региональные исследования Е.А. Антоненко, Т.В. Балашова [10, 11]. Затрагиваются новые аспекты женского вопроса Е.В. Беляковой, А.Н. Беляковой, Е.Б. Емченко, А.Г. Фот, О.Д. Поповой, В.В. Савичевой [12-15]. Благодаря использованию новых методов и подходов, привлечению ранее не опубликованных и не изученных исторических источников формируется представление о женском монашестве как историко-культурном феномене. В данной статье мы предпримем попытку проанализировать девиации в поведении монашествующих и послушниц провинциальных женских монастырей второй половины XIX – начала XX вв.

Во второй половине XIX века в России наблюдается постепенная «феминизация» института православного монашества. Объектом исследования в данном исследовании являются Симбирский Спасский, Сызранский Сретенский, Старо-Костычевский Смоленский женские монастыри. Они располагались на территории Симбирской епархии, Сызранский и Симбирский монастыри являлись штатными обителями, Старо-Костычесвкий – заштатной. Принадлежность к штатам влияла на монастырский бюджет.

В делопроизводственной документации Симбирской Духовной консистории сохранились ведомости состава монашествующих и послушниц. Так, штат обителей формировался представительницами практически всех сословий: купечество, дворянство, мещанство, крестьянство. Больший процент от общего числа насельниц был представлен выходцами из крестьянского сословия. Отсюда можно сделать вывод, что социальный состав провинциальных обителей был преимущественно простонародным. В начале XX века число представительниц купеческого и дворянского сословий свелось к минимуму. Причиной этого являлись модернизации общественного устройства второй половины XIX в. Они коснулись и проблемы положения женщины в обществе. Женщина стремилась выйти за рамки традиций Русской Православной Церкви, регулировавших ее повседневные практики, в частности семейную жизнь. У городских женщин наблюдалась трансформация гендерной идентичности под действием развивающихся инфраструктур, прогрессивных периодических изданий. Это демонстрировали новации в их поведении, ломка традиционного стиля жизни. Женщины постепенно переставали актуализировать внимание лишь на благотворительных практиках. Стремление к послушнической жизни и личному благочестию угасало. Гендерные процессы в городе оказали влияние на сословно-сестринский состав монастырей. Со второй половины XIX в. начинается уменьшение количества представительниц привилегированных сословий в общей массе насельниц женских обителей [16]. При этом исследователь монашества П.Н. Зырянов отмечает, что в 1860-е гг. в сознании молодых девушек дворянского и разночинского сословий была популярна идея «возвращения долга народу». Она включала в себя «хождение» в послушницы монастырей [17]. Стоит отметить, что на гендерную асимметрию в обществе обращали внимание не только женщины столичных городов, но и проживавшие в провинциальных центрах российских губерний. Поскольку в пореформенный период город трансформировался в одно из средств «модернизации общества, формирования и оживления общественного мнения» [18, с. 5].

Что касается представительниц крестьянского сословия пореформенной деревни, то, традиционное воспитание формировало в их сознании систему общепринятых ценностей: семья, хозяйство и быт [19]. Изменения всех сторон жизни в пореформенной России способствовали эволюции сознания крестьянской девушки в сторону свободы принятия решений. Тем самым некоторые крестьянки определяли для своей жизни монашеский путь. Одним из явлений духовной религиозной жизни деревни было черничество. Черничками называли монашествующих в миру, т.е. девушек, следовавших монашеским традициям, но живших при этом в деревне [20]. Чернички, по мнению Тульцевой Л.А., приобщали крестьянское сословие к церковнославянской грамоте. Автор выделяет два типа черничек: домашние и келейницы. Явление черничества Тульцева определяет как подготовительный этап крестьянских девушек к монашеской жизни. На учительскую, педагогическую роль черничек-келейниц обратила внимание исследователь М.М. Громыко [21]. Громыко, в свою очередь, черничек-келейниц разделила на отшельниц и подвижниц. Явление черничества говорит о православном начале в сознании крестьянских девушек [22]. Чернички представляли в своем лице духовный эталон, идеал религиозно-аскетической жизни для крестьянских девушек. Именно поэтому часть черничек и других представительниц крестьянского сословия в последующем выбрали послушническое служение уже в стенах женских монастырей.

Исследователи темы женского монашества выдвигали различные гипотезы относительно причин, по которым девушки уходили в монастыри. По мнению П.Н. Зырянова, женские обители способствовали повышению статуса представительницы крестьянского сословия в обществе [17]. Л.И. Денисов, считает, что монастырь привлекал девушек возможностью удовлетворения своих жизненных потребностей в пище, одежде, жилье [2]. И.К. Смолич, ссылается на религиозные мотивы, которыми руководствовались девушки [23]. Это основные причины ухода девушек в обители, при этом каждая епархия Российской империи сохраняла индивидуальные особенности внутреннего устройства монастырей. Об этом свидетельствуют ведомости состава послушниц и монашествующих и отчеты настоятельниц монастырей в Духовные Консистории.

Стоит отметить, что численность послушниц в обителях России доминировала над монахинями. К примеру, в 1913 г. число вторых составляло 7300 человек, а послушниц – 20268 [24]. Это говорит о том, что девушки не спешили переходить в официальный статус монашествующих. Они занимали удобное социальное положение, сохраняя за собой свободу выбора дальнейшего пути. По нашему мнению, это тоже являлось результатом социальных и имущественных расслоений пореформенного периода.

Количество женских монастырей, указанное в отчетах обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода, включало и женские общины. Они являлись неким преддверием монастырей, переходным этапом от мирской жизни к монашеской. Согласно В.В. Зверинскому появлению женских общин способствовали церковные реформы 1764 года [25]. Образование женских общин происходило благодаря личному почину подвижниц. Зачастую девушки организовывали их при богадельнях. Увеличиваясь территориально, по количеству насельниц, осуществляя культовые и внекультовые практики, общины получали официальный статус женских монастырей.

Женские монастыри были как физически, так и духовно закрыты от городской жизни. Девушки могли выйти за ворота монастыря только с разрешения настоятельницы и по уважительной причине. Поведение насельниц, их связь с внешним миром регулировал монастырский устав. По уставному признаку женские обители ранжировались на общежительные и необщежительные [26, с. 8]. Стоит отметить, что Сызранский Сретенский женский монастырь был общежительным, т.е. с нераздельным имуществом, общей трапезой, одеждой. Насельницы трудились на монастырских земельных участках с целью обеспечения жизнедеятельности всей обители [27, л.11 об.].

Что касается девиаций в поведении насельниц, то в Сретенском монастыре был зафиксирован лишь один случай, связанный с лжесвидетельством. Это был процесс по делу монахини Паисии (Анны Уваровой Железняковой) в 1876 году. Монашествующую обвиняли в краже банковского билета и порчи собственного лица [28, л. 8]. Настоятельница монастыря игуменья Мария написала объяснительное письмо, где отметила Железнякову как «лицо непричастное, с любовью относящееся к монашеской жизни» [29, л. 17]. В 1877 Симбирский окружной суд оправдал Анну Железнякову в связи с отсутствием доказательств ее вины, и дело было закрыто.

Спасский монастырь относился к классу необщежительных. Отсюда следует, что монашествующие работали больше на себя и чаще могли покидать территорию обители с целью налаживания имущественных отношений. Согласно документам регламентации жизни в женских монастырях в 1911 году в Симбирской обители было замечено немало недостатков. «Повседневная жизнь инокинь поглощается трудом почти исключительно направленном к добыванию средств для содержания и обеспечения. Каждая из них смотрит на обитель как на место для спокойной жизни, удобное для приложения труда в личную пользу. Преследование личных интересов, печение о средствах содержания представляет отрицательную сторону жизни, нарушение монашествующих обязанностей» [30, л. 4]. Инокини часто отлучались за стены монастыря без получения на это разрешения от настоятельницы. Такое поведение было категорически запрещено в Сретенском общежительном монастыре. Отсюда мы видим, что уставная классификация оказывала прямое влияние на формирование мышления у монашествующих и послушниц в женских монастырях.

После данного доклада в Симбирской обители решено было ввести общежительный устав. Против введения общежитий организован бунт, зачинщицами которого выступили две монахини Елизавета, Рафаэла и Антония. [27, л. 45]. Симбирская духовная консистория постановила распределить зачинщиц по уездным монастырям с целью перевоспитания.

Однако территориально-географическое расположение женских обителей в Симбирской епархии не ограничивалось городами. В конце XIX века в селе Старые Костычи Сызранского уезда была учреждена Смоленская женская община. В последующем благодаря активной культовой и внекультовой деятельности, она получила статус третьеклассного женского монастыря. Община функционировала согласно уставу, который ей дал ее учредитель старец Пантелеймон. Но в отличие от вышеописанных обителей, Старо-Костычевский монастырь не входил в число штатов, т.е. обеспечивал жизнедеятельность сам [26]. К недостаткам внутреннего устройства монастыря Симбирская Духовная консистория отнесла частые выходы насельниц за территорию обители. Из-за финансового неблагополучия вода монастырем приобреталась на личные средства насельниц. «Имеющаяся в том монастыре баня, вследствие дороговизны отопления» никогда не отапливалась, поэтому насельницы вынуждены были ходить «в бани по селу» [27, л. 12 об.]. Данное явление шло в разрез с регламентом жизни в общежительных монастырях. В рапорте для Симбирской Духовной консистории казначея монахиня Серафима писала: «во исполнение указа от 1911 года, я очень затрудняюсь что-либо ответить какие меры можно принять к благоустройству монастыря, потому что сестры монастыря с давних пор привыкли жить каждая для себя и устанавливать новую жизнь может только новая настоятельница» [27, л. 30]. На этот недостаток указывал в своем рапорте и благочинный Сызранского уезда Николай Орлов. «Послушницы коих в монастыре выше 100 привыкли к полному самоволию, приходили в монастырь не ради спасения души, а ради легкой жизни, а потому для новой настоятельницы предстоит много труда и неприятностей, чтобы установить среди послушниц тот порядок, который требуется указом Святейшего Синода». Итак, можно заметить, что наличие устава в Смоленской обители не исключало нарушений в соблюдении его норм насельницами. Следовательно, официальное признание монастыря общежительным не гарантировало отсутствия отклонений в поведении насельниц. Они поступали в монастырь «не по внутреннему влечению к иночеству, а ради спокойного обеспечения своей жизни» [12, с. 239].

Итак, можно прийти к выводу, что на поведение послушниц и монашествующих женских монастырей оказывал влияние сословный состав, уставная и штатная структура и уровень контроля настоятельниц. В уездном общежительном монастыре поведение насельниц было регламентировано монастырским уставом, за соблюдением которого строго следила настоятельница. В связи с этим насельницы, осуществляя культовые и некультовые практики, не нарушали норм поведения. Необщежительный женский монастырь был больше интегрирован в социокультурное городское пространство. Такая же проблема была и у нештаной Старо-Костычевской обители. Из-за недостатка средств насельницы часто покидали ее территорию. Практики взаимодействия с мирским населением отрицательно сказывались на духовной деятельности монастыря.

About the authors

Ekaterina Aleksandrovna Eliseeva

Samara University

Author for correspondence.
Email: ekaterina.mironcheva@yandex.ru

postgraduate student of the Samara University Historical Faculty

Russian Federation, 443086, Russia, Samara, Moskovskoye Shosse, 34

Supplementary files