Functioning of soviet mythologies in A. Ivanov's novel "Pisheblok"

Full Text

В последнее десятилетие в отечественной культуре наблюдается актуализация образа советской эпохи. Как пишут исследователи Т. И. Ерохина и Е. С. Желтков, «особенно активно “советское прошлое” востребовано массовой культурой, которая, с одной стороны, использует коды советской культуры в качества игрового дискурса, рождающего у потребителя определенный эмоциональный отклик и ассоциативный ряд, с другой стороны, репрезентирует образы советской культуры в качестве популярного артефакта или симулякра» [1]. Удивительно, что художественные произведения, которые так или иначе затрагивают времена Советского Союза, все чаще становятся популярны среди молодого поколения, чьи даже самые ранние воспоминания едва ли затрагивают данный период.

По мнению М. В. Александрова, обращение к советскому прошлому в современной российской культуре может быть «связано с жизненным опытом нескольких поколений россиян и, вместе с тем, с достаточной временной дистанцией, обеспечивающей осмысление этого опыта в новом, “ностальгическом” ракурсе. Однако атрибуты советской эпохи, интерпретированные в массовой культуре, сегодня привлекают и те социальные группы, чья жизнь, казалось бы, непосредственно не связана с реалиями советской повседневности: молодежь, чьи детские воспоминания едва ли затрагивают советский период, а также иностранных туристов» [2]. Советская культура и атрибутика приобретает актуальность среди наших современников уже тогда, когда Советский Союз исторически преодолен (однако преодолен ли он идеологически – об этом ведется много споров).

Стоит учитывать также причину, усилившую обращение к советскому прошлому среди людей, которые застали времена Советского Союза, - это ностальгические переживания и достаточно яркий и эмоциональный отклик на это. Для огромного числа россиян, для целого поколения, рожденного во времена Советского Союза, время, прошедшее с момента развала этого государства, дало возможность взглянуть на имеющийся опыт новым взглядом.

Поэтому рассмотрение элементов советской культуры в культуре современной может оказаться интересным и продуктивным направлением исследований.

Проблема использования мифопоэтических элементов в литературном творчестве А. Иванова, а именно в романе «Пищеблок», занимает в одно из приоритетных мест, в связи с усилившимся возвращением советского мифологического начала в сознании российского общества XXI века, в период уже после распада Советского Союза.

Писатель А. Иванов обращается к советской действительности не впервые. Стоит отметить его роман «Общага-на-Крови», действие которого происходит еще во времена СССР. Сам роман написан в 1992 году, в годы непосредственно после развала Союза, когда память об этом времени была еще достаточно свежа. «Общага-на-Крови» – реалистическое произведение, описывающее жизнь общежития на излете 80-ых годов. Данное место имело реальный прототип в виде общежития Свердловского университета, который автор закончил в начале девяностых.

В 2017 году А. Иванов еще раз обращается к данной исторической эпохе и пишет произведение уже иного плана – роман «Пищеблок», действие которого происходит в пионерском лагерь «Буревестник» на берегу Волги в окрестностях Куйбышева в преддверии Олимпиады-80.

Причина такого возвращения – проблемы, которые возникли в обществе, хотя возможно оно само их еще не заметило. «Я отношу себя к буржуазным писателям. <…> Эти писатели отвечают на раздражители эпохи. Точно также «Пищеблок» был ответом на раздражитель. А главный раздражитель был в то время как раз Советский Союз. Точнее тема возвращения в Советский Союз, прекрасности совка и так далее. Сейчас это уже стало общим местом, но в 17-ом году впервые в общественном сознании оформилось представление о Советском Союзе, как о некой идеальной стране, которую бы не мешало возродить. Я решил написать немного про идеальную страну.» – так говорит А. Иванов в интервью И. Шихман [3].

Роман может быть прочитан двойственно, так как в нем переплетаются два пласта: фабульный и философский. При рассмотрении фабульного пласта, можно заметить, что данный текст является типичным текстом массовой литературы, который использует уже известные способы воздействия на аудиторию, хорошо известные мировой культуре, но адаптированные и упрощенные: образы вампиров, мотив обретения героем союзника, мотив девочки/девушки в беде (Анастасийка, Вероника), зловещее место действия (пионерлагерь), погоня, преследование и другие.

Однако над этим пластом – фабульным – возвышается философский, смысловой. И здесь очень важно, что Иванов переносит действие романа именно в пионерский лагерь.

Данное авторское решение позволяет массово включить историческую память, образы, открыть для читателя дополнительные смыслы, которые «спрятаны» в пионерском лагерь «Буревестник», обнажить, пользуясь словами Юрия Михайловича Лотмана, «доступный пласт смыслов, который может быть "считан" с текстовой поверхности романа» [4].

В романе писатель активно использует различные механизмы, помогающие воскресить реалии и дух советской эпохи. В частности, писатель обращает свое внимание на лексику (особенности языка романа отмечает М. А. Перепелкин «как говорил в конце семидесятых не только подростковый Куйбышев, но и, наверное, вся одна шестая суши – от Москвы до самых.»), а также воссоздает быт [5]. В роман А. Иванов внедряет, но главное и активно использует советские мифологемы, репрезентирующие советский период.

Что же представляет собой мифологема? Ю. Вишницкая определяет данное понятие, как «самостоятельный авторский образ, построенный на системе традиционных культурологических и литературных парадигм, структура которых формируется на давних мифологических фундаментах» [6].

В романе можно обнаружить такие мифологемы советской культуры как: «кровь», «советский человек», «идейная близость», «счастливое детство», а также «деление на своих и чужих». Иванов создает новое восприятие советского мира через вампиризм, в рамках которого удается наиболее точно показать те идеологические конструкции, которые реализовывалась в стране.

В данной статье рассмотрим две мифологемы, а именно «идейную близость» и «кровь».

Многие советские символы строились с использованием образа крови, что оказывается удобным для писателя, так как дает возможность двойной расшифровки через образ вампира.

Вампиризм, в который кровь становится не метафорической, а буквальной, перекликается с символическим мотивом крови, который присутствовал в советской культуре. А. Иванов использует данное пересечение толкований для углубления смыслов в романе.

Значимо, что акцент на этом он делает в эпиграфах перед каждой частью, взятых из поэтических текстов советского времени, которые активно использовались как патриотические песни и которые довольно часто исполнялись хором в рамках патриотического воспитания:

«Голова обвязана, кровь на рукаве,

След кровавый стелется по сырой траве.»

(М. Голодный, «Песня о Щорсе». 1935 г.);

«Но в крови горячечной подымались мы,

Но глаза незрячие открывали мы.»

(Э. Багрицкий, «Нас водила молодость». 1932 г.);

«Капли крови густой из груди молодой

На зеленые травы сбегали.»

(Н. Кооль, «Там вдали за рекой…». 1924 г.);

«Кровью народной залитые троны

Кровью мы наших врагов обагрим.»

(Г. Кржижановский, «Варшавянка» 1897 г.);

«И нет нам покоя! Гори, но живи!

Погоня, погоня в горячей крови!»

(Р. Рождественский, «Погоня». 1966 г.) [7].

Обращаясь к этим словам в Советские времена, люди ощущали кровь метафизически, не находили ее реальное воплощение. А. Иванов «перекодирует» метафизические образы, лишает их абстрактного смысла, внедряя тушек, пиявцев, стратилата, то есть кровопийцев. Теперь кровь это не нечто далекое, это то, что непосредственно окружает пионеров, вожатых, работников в пионерлагере:

«А перед койкой Славика на коленях стоял Лёва <…> у Лёвы блестели мокрые черные губы. Вернее конечно, не черные, а красные. Лёва пил кровь» [7].

Советский флаг также несет в себе мифологему крови. Как и пионерский галстук, «он ведь с красным знаменем цвета одного.» Во время поднятия флага главный герой Валерка Лагунов невольно вспоминает о крови и об одноотряднике Лёвке-кровопийце:

«Наверное, потому что красный флаг - цвета крови. Но это кровь, кровь борцов, пролита за счастье людей. Под таким флагом не может случиться ничего плохого» [7].

Мальчик верит в символику Советского Союза, которая, однако, в художественном мире романа стала работать на благо вампирского мира. Кровь и ее воплощение в романе становятся причиной всех ужасов, творящихся в детском учреждении.

Главный герой романа Валерка Лагунов – школьник, пионер, приезжает в пионерлагерь с мечтой о том, чтобы стать частью коллектива и большого дела. Жизнь в пионерлагере вроде идет своим чередом, пока мальчик не обнаруживает, что в этом месте обитают кровопийцы.

Идея коллектива также существует в мировосприятии вампирского сообщества, который построен на подчинении и строгой иерархии. Тушки-вампиры, которые беспрекословно подчиняются вампирам на ранг выше – пиявцам, а те в свою очередь тёмному стратилату – повелителю рядовых вампиров. Валерка Лагунов жаждал найти коллектив, в котором бы имелась идейная близость, но складывающийся в лагере коллектив – команда Лёвы Хлопова, это общество, построенное на подчинении, а его члены по-настоящему не близки друг другу.

Лидер команды Лева обещает лучшее будущее внутри своей команды, для всех вступивших в нее:

«Тебе же лучше будет, Лагунов, – шептал Лёва. – Этого все хотят, только сами не знают…» [7].

Здесь можно увидеть аналогию, с тем, как партия, привлекавшая в свои ряды советских граждан, открывала им дополнительные возможности (например, возможность карьерного роста) в обмен на лояльность. А в романе «Пищеблок» способ присоединения к коллективу (и получения привилегий) один – превращение в тушку.

Сам коллектив становится единым организмом, симбиотической системой, а в вампире убивается сама личность человека, делает его марионеткой, подвластным идеям Советского Союза, которые понимаются в извращенном, «вампирском» смысле. Футбольная команда Лёвы Хлопова тому подтверждение.

Таким образом, советские мифологемы, теряющие прежнюю силу в сознании «простых» советских граждан, в момент внедрения в них вампиризма начинают находят радикальное воплощение в реалиях лагеря, испытывающего засилье большого количества вампиров.

Советские ценности, которые были важны советскому человеку, Иванов доводит «до знака минус», обнажая их страшную бесчеловечную суть. Тема вампиризма оказывается не только средством построения напряженного сюжета, но и инструментом создания второй смысловой структуры текста.

Пласт философский – это пласт переосмысления советской культуры и советских мифологем. Подобное соединение вампиризма и советской действительности делает возможным конструировать дополнительные смысловые поля и не позволяет смотреть на роман как на исключительно произведение массовой культуры, а также помогает развенчивать идеалистическое представление о Советском Союзе.

About the authors

Anastasia Sergeevna Pigina

Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П.Королева

Author for correspondence.
Email: piginanastasiya@gmail.com
Russian Federation

Elena Sergeeva

Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П.Королева

Email: e.n.sergeeva@gmail.com

Кандидат филологических наук

Supplementary files