ORDER OF INTERNAL BUSINESS PRODUCTION OF THE CABINET OF MINIS-TERS 1730-1741

Full Text

Функционирование Кабинета министров при Анне Иоанновне долгое время не являлось предметом изучения историков. Хотя еще в начале XX в. исследователю А.Н. Филиппову удалось собрать его документацию в 12 томах, делопроизводство Кабинета не часто подвергалось анализу в последующие годы. Поэтому целью данной статьи стала попытка изучения порядка делопроизводства этого государственного органа на основе его входящей и исходящей документации.

Общая схема документооборота Кабинета была такова: первоначально происходило получение именных указов или доношений, затем их фиксация в книгах для входящих сообщений, слушание дел на заседании Кабинета, что находило свое отражение в журналах. Потом же те документы, которые подлежали отправке, копировались и фиксировались в книге исходящих бумаг, после чего происходила пересылка дел и распоряжений в Сенат, коллегии и канцелярии, которые по получении постановлений сообщали об этом в Кабинет, обещая исполнить все указания. При этом в журналах могли оставлять канцелярские пометы в виде: особых регистрационных номеров входящих или исходящих, фамилий секретарей, которые передавали материалы, приписок об отмене императрицей ранее какого-либо указа и т.д.  [1, c. 39].

 Бумаги, которые обычно поступали в Кабинет на основе его распоряжений,  обычно представляли собой доношения, рапорты, справки и отчеты о работе Сената, Синода и «всех прочих мест», а также отчеты о работе высокопоставленных лиц (по большей части - представителей генералитета и губернаторов).  [2, c. 54]. Стоит отметить, что входящие бумаги для Кабинета в первые годы его существования чаще всего подавались на имя императрицы – «Ея И. В-ву, Самодержице Всероссийской» [3, c. 91, 164, 318], [4, c. 41, 76, 254]. Лишь изредка попадалась формулировка «Ея И. В-ва в Кабинет» [5, c. 56] . 

Таким образом, эти бумаги получали резолюцию именно Анны Иоанновны.  Однако после указа 9 июня 1735 г., по которому подпись императрицы приравнивалась к трем подписям министров, вся входящая документация, количество которой весьма возросло, шла уже на имя Кабинета, в результате чего резолюции подписывали сами министры [1, c. 46].  Примечательно, что Сенат позже, чем другие учреждения стал отправлять бумаги на имя Кабинета – если менее значительные ведомства подавали доклады с 1734 г., то Сенат обращается по различным вопросам в Кабинет с 1736 г.  Притом первое время он фиксировал свои обращения в форме «сообщений из Правительствующего Сената». Как правило, они начинались так: «Присутствующим в Кабинете Ее Императорского Величества господам министрам из Правительствующего Сената". Но вскоре появляются и новая форма - доклады Сената Кабинету, которая получает довольно широкое распространение в делопроизводственной документации [2, c. 55].

Довольно многочисленную группу входящих бумаг составляли челобитные и высочайшие прошения на имя государыни. Чаще всего они содержали просьбы о пожаловании денег, места, недвижимого имущества, прощении недоимок [4, с. 239, 331], [5, c. 283, 341, 541].    Интересно отметить такой факт, что челобитчиками могли выступать и сами кабинет-министры. Наиболее часто подобной ситуацией пользовался А.П. Волынский. Так, 19 марта и 4 мая 1739 г. Волынский просил о выплате вперед денежного содержания, положенного ему для «оплаты долгов». А 23 мая того же года он пожелал «место в Санкт-Петербурге близ Невского монастыря, для заведения огорода и постройки строений» [2, c. 54].

Если говорить об исходящей документации, то здесь следует выделить такую группу как высочайшие резолюции на доклады государственных учреждений, а также на всеподданнейшие прошения. Наиболее частые из них – высочайшие резолюции на доклады Сената. Известно, что в первой половине царствования они подписывались исключительно самой государыней. Но уже  29 мая 1735 г, незадолго до упомянутого ранее указа 9 июня появилась первая резолюция самих кабинет-министров «на доношении царевича грузинского Георгия о выдаче ему, по высочайшему повелению 2 т. рублей из монетной канцелярии, в счет годовой суммы, назначенной отцу его, царю Вахтангу», которую на этот раз подписали министры [5, c. 186].

В последующем, во второй половине царствования Анны Иоанновны в связи с отходом императрицы от дел резолюции кабинет-министров становятся преобладающей формой исходящей документации [6, c. 17-128].

Значимую группу исходящих документов составляют так называемые указания Кабинета другим государственным учреждениями. Первое время указная деятельность Кабинета министров едва заметна. В первый год его существования не издавалось никаких указов вовсе, лишь на второй год появился указ Кабинета камер-коллегии, объявленный впрочем, в исполнение именного указа [7, c. 44].  

С 1734 г. в оборот входят так называемые сообщения Кабинета в Сенат, реже в Синод и другие государственные структуры, которые как форма документации действовали вплоть до упразднения Кабинета в 1741 г. В этих документах министры либо передавали именные указы императрицы, либо доводили до сведения исполнителей собственные указания [1, c. 42]. Так, от 17 октября 1734 г. было передано сообщение Кабинета в Сенат о высочайшем указе по смещению смоленского вице-губернатора кн. Козловского [4, c. 408]. Что касается практики взаимоотношений Сената и Синода, то она, к примеру, проявилась в вопросе от 28 мая 1735 г. по делу чернеца, пойманного в Вяткинском монастыре, который ранее служил солдатом в гвардии и бежал. Именно Кабинет в данной ситуации выступил в качестве направляющего органа, передавшего дело в инстанцию Синода [5, c. 185].

С 1733 г. распоряжения Кабинета отдельным должностным лицам были представлены в форме писем кабинет-министров  [4, c. 6, 8, 17, 26, 34, 38, 42].   Довольно активно Кабинет вел переписку с губернаторами (особенно часто – с московским губернатором С.А. Салтыковым), генералитетом и представителями титулованных фамилий [2, c. 58].  Обычно эти письма по большей части содержали устное повеление императрицы по какому-либо вопросу. Так, например,  в письме от 20 июля 1734 г.  гр. С.А. Салтыкову «о справке и  присылке в Кабинет ведомости о взыскании штрафа с архангелогородца Волкова за проданные без явки алмазы» было указано, что сама Ея И. Величество изволила указать, «где надлежит, справиться, за что упомянутый штраф на него Волкова, … и учиня из того дела ведомость прислать в Кабинет» [4, c. 236-237]. 

В эту же группу документов стоит отнести и высочайшие рескрипты, подписанные кабинет-министрами [4, c. 95, 96, 118], [5, c. 43, 107]. Примечательно, что они были довольно распространены в 1734-1736 гг., однако к концу 1730-х гг. их количество значительно снижается. Такая ситуация, возможно, связана с нарастанием объёма входящей документации - поэтому Кабинету не хватало времени для выработки оригинальных распоряжений [1, c. 44].

Особого упоминания заслуживает и группа именных указов. В 1731-1733 гг. их количество занимало большую часть документации Кабинета. Чаще всего в эти годы, их подписывала сама императрица, лишь в редких случаях – министры [3, c. 508].

 Эту активность можно объяснить рядом причин. Во-первых, вполне естественным выглядело стремление новой правительницы вникнуть в государственные дела. Во-вторых, таким образом пресекались слухи о возможном всесилии Кабинета министров [2, c. 49]. Также не стоит забывать, что после истории с «верховниками» положение Анны Иоанновны в качестве государыни не было до конца устоявшимся и ей было необходимо проявить себя настоящей  самодержицей [2, c. 59].

Однако со второй половины 1734 г. увеличивается тенденция в сторону именных указов, подписанных кабинет-министрами [4, c. С. 204, 303, 326, 335, 395, 428, 434, 437, 450 и т.д.].

С 1735 г. количество указов, которых подписала императрица, было уже совсем незначительно – в это время уже окончательно возобладала форма - «подписали гг. министры» [5, с. 36,143, 144 и т.д.].

А.В. Фаизов среди исходящей документации выделяет с 1739 г. довольно интересную группу – указы и резолюции, под которыми подпись императрицы контрассигнована министрами. Он ссылается на устный именной указ, объявленный А.П. Волынским 7 декабря 1738 г [1, c. 45]. Согласно этому указу, «все поданные доношения и сообщения из Сената и из коллегий… и из других мест рассматривать господам-министрам, и без всякого продолжения, и, по которым резолюции потребны к подписанию Ея И. В-ва, оные все…, им, кабинет-министрам, апробовав, самим контрасигнировать так, как патенты потом Ея И. В-ву докладывать и к подписанию доносить» [6, c. 463] .  Таким образом, с 1739 г. в делопроизводстве Кабинета министров можно наблюдать указы и резолюции, под которыми подпись Анны Иоанновны контрассигнована кабинет-министрами. Исследователь полагает, что, вероятно, целью подобной процедуры был отбор более важных дел, которые поступали на «апробацию» императрице после предварительного обсуждения министрами. Однако какого-то определенного критерия установлено не было и потому на практике контрассигнация в отношении документов различной степени важности – на именных указах, на челобитных, на сообщениях Сената в Кабинет, на доношениях государственных учреждений и должностных лиц [1, c. 45].

Таким образом, с годами можно отметить постепенный рост входящей документации Кабинета министров. Притом резолюции на входящие документы подписывали уже сами министры, а не Анна, что говорит о снижении роль императрицы в управлении государственными делами. Рост значения Кабинета проявляется на примере исходящей документации – так, еще до указа 1735 г. министры от имени императрицы подписывали высочайшие рескрипты и именные указы. Поэтому можно предположить, что указ 1735 г. «о принятии за Именной указ только подписанный Императорскою рукою или тремя Кабинет-Министрами» являл собой узаконение того, что стало привычной практикой.

About the authors

Daria Krivova

Author for correspondence.
Email: dariya4191@mail.ru
Russian Federation

References

Supplementary files